Влияние Ислама на средневековую Европу.

W. Montgomery Watt

THE INFLUENCE OF ISLAM ON MEDIEVAL EUROPE

Edinburgh University Press,1972

(Islamic Surveys, 9)

Наука и философия в Европе

В отношении европейцев к арабам сочетались такие контрасты, как глубокий страх и восхищение, смешанные с признанием превосходства арабов. К концу XI в., ко времени захвата Толедо (1085), окончательного завоевания Сицилии (1091) и падения Иерусалима (1099) страх значительно ослабел. Возможно как раз это обстоятельство позволило европейцам сосредоточить внимание на том, что их восхищало в духовной культуре арабов. Может быть, они стали бы изучать арабскую науку, даже если бы не было этих военных успехов, но факт остается фактом: именно в XIII в. европейские ученые, интересующиеся наукой и философией, осознали, как много им надо учиться у арабов, и принялись штудировать основные арабские труды, а также переводить их на латынь.

Первые контакты с арабской наукой

Еще до начала “эпохи переводов” в XIII в. можно отметить отдельные попытки двинуть вперед науку. Некоторые отрывочные свидетельства дают основание полагать, что переводчики на латынь начали свою деятельность еще в IX в. Первым значительным ученым, занимавшимся арабской наукой, был Герберт из Орийака, ставший впоследствии Папой Сильвестром II (999-1003). В области математики ему принадлежит изобретение счетов новой формы (это первое свидетельство об использовании в Европе арабской системы счисления), но они не получили всеобщего распространения.

О X и XI вв. Есть и некоторые другие свидетельства. Риполская рукопись X в. содержит два латинских трактата об астролябии (угломерный прибор, служивший для определения положения небесных святил), которые, по всей вероятности, составлены по арабским источникам. Известно, что в Льеже около 1025 г. была астролябия. Еще две книги об астролябии (датируемые 1048 г. и включающие в себя арабское учение) приписываются немецкому ученому Херманусу Контрактусу, хотя эта атрибуция сомнительна. Как ни отрывочны эти сведения, их достаточно, чтобы показать, что математические и астрономические знания проникали в Европу именно через Испанию.

Что же касается познаний в области медицины, то они распространялись иным путем: главным образом через старое медицинское училище в Салерно (Юж. Италия). В X в. некий еврей, известный под именем Донноло, бывший пленник сарацин, составил для этого училища несколько медицинских трактатов на древнееврейском языке. Эти трактаты включали в себя элементы арабской медицины. Однако решительное продвижение ее в Европу - своего рода “прорыв” - было осуществлено лет на сто позже с помощью человека по прозванию Константин Африканский. Сообщается, что он зарабатывал себе на жизнь как странствующий купец, разъезжая между Тунисом и Южной Италией, возможно перевозя лекарства. Посетив однажды Салерно, он убедился, каким отсталым было местное медицинское училище, и по неизвестным причинам отправился изучать медицину в мусульманские страны. Через некоторое время он вновь вернулся в Салерно. Многое в этих сведениях, возможно, идет от легенды, однако достоверно известно, что последнюю часть своей жизни Константин провел в бенедиктинском монастыре в Монте-Касино, где переводил на латынь изученные им медицинские произведения. Среди них был медицинский компендиум Liber regius, принадлежавший перу иракского врача X в. который был известен в Европе как Хали Аббас.

Великая эпоха переводов

Cохранилось много рукописных арабских переводов на латынь, однако современные специалисты полагают, что указание на какого-то определенного переводчика в них - всего лишь поздняя догадка. В идетификации переводчиков также существуют трудности. Таким образом, если сведения об “эпохе переводов” справедливы в целом, то в деталях они нуждаются в коррективах.

После занятия Толедо христианами (1085) многие мусульмане и арабоязычные евреи продолжали там жить. Раймунду, занимавший пост архиепископа Толедо с 1125 г. до своей смерти в 1151 г., понимал, какие великие возможности открывает сложившаяся ситуация, и поощрял ученых приезжать в Толедо. Он встречался с Петром Достопочтенным, когда тот посетил Испанию в 1142 г., и, возможно оказывал помощь переводчикам. Однако два самых известных ныне переводчика развернули свою деятельность в Толедо уже после смерти Раймунду. Один их них, Доминик Гундисалви (Доминго Гонсалес), архидиакон Сеговии, работал в содружестве с арабоязычным Ибн Даудом (Avendeath), иудеем, обратившимся в Христианство, и с Иоанном Севильским (Johannes Hispalensis; впрочем, возможно, что это два разных лица, ни одно из которых не идентифицируется с более поздним Хуаном Испанским). Вероятно, Гонсал ес выбирал сочинение для перевода и придавал латинскому тексту окончательную форму, после того как помощники передавали на латыни основной смысл арабского оригинала. Как представляется, большинство переводов XII в. были сделаны именно таким образом - двумя учеными, работавшими сообща. Другим великим переводчиком был Джерардо Кремонский, итальянец, приехавший в Толедо и проработавший там много лет, до своей смерти в 1187 г. Ему приписывается около ста переводов. Можно предположить, что существовала группа переводчиков, группа переводчиков, работавших под его руководством; во всяком случае, известно, что он работал с мосарабом, христианином по имени Галиб (Galippus). По другому предположению, Джерардо Кремонский - просто имя, добавляемое более поздними учеными к переводам, авторство которых вызывало сомнения.

Другие части Испании также внесли свой вклад в работу переводчиков XII в. Несколько предшествовал Гундисалви Хуго Сантальский, переводивший научные сочинения для епископа Тарасоны, городка к западу от Сарагосы. Примерно там же и в то же время трудились над переводами работ по астрономии и метеорологии два ученых из-за Пиренеев, но их оторвали от этого занятия ради теологических переводов для аббата Петра Достопочтенного (на них мы остановимся далее). Это были Херманн Далматийский и англичанин Роберт из Кеттона, ставший впоследствии архидиаконом Памплоны. На восточном побережье, в Барселоне, итальянец Платон Тиволийский переводил с арабского труды по геометрии и астрономии.

Из государств крестоносцев на Востоке дошли до нас всего один-два перевода. Главным из них был перевод медицинского компендиума Хали Аббаса, выполненный Стефеном Пизанским (или Антиохийским). Абеляр, англичанин из Бата, учившийся во Франции и проведший некоторое время в Сицилии, также побывал в Сирии. Возможно, что он учился в и в мусульманской Испании, однако достоверных свидетельств тому нет. Во всяком случае, он имел представление о последних достижениях арабской науки. Получив образование в традициях кафедральных школ, он тем не менее стал одним из самых влиятельных проводников научного духа. Его переводы включали астрономические таблицы аль-Хорезми и “Основы” Эвклида.

К XIII в. среди интеллигенции Западной Европы наметилось сильное течение, способное ассимилировать арабские достижения в науке и философии и готовое к новым открытиям. Оставшиеся значительные арабские сочинения переводились теперь в той мере, в какой они интересовали европейцев. Выдающейся личностью этого периода был Майкл Скотт (Михаил Шотландец), умерший не позднее 1236 г., возможно в Шотландии. Со временем вокруг его имени возникло много легенд, его называли “волшебником” и наделяли магической силой, из-за чего он и снискал место в дантовом аду. Рассказы о том, как он угощал друзей кушаньями, доставленными прямо из кухни короля Франции или Испании, возможно, отражают в несколько утрированной форме тот факт, что повышением уровня своих гастрономических вкусов европейцы были обязаны мавританской кухне. Известно, что Майкл был в Толедо, затем в Болонье, в Риме, а оттуда п о рекомендации Папы был направлен к архиепископу Кентенберийскому. Наиболее подходящее окружение он обрел, однако, в Сицилии, при дворе Фридриха II Гогенштауфена II Гогенштауфена, который сам интересовался различными отраслями арабской науки. Именно для него были сделаны некоторые переводы Майкла: научных и философских сочинений Аристотеля, комментариев Аверроэса (Ибн Рошда) к этим сочинениям, трудов Авиценны.

Еще одной значительной личностью XIII в. был Алфонсо X Мудрый X Мудрый из Кастилии (1252-1284). Руководствуясь глубокой личной заинтересованностью, он заказывал переводы научных и исторических работ; он также основал несколько высших учебных заведений. Одни переводы выполнялись на латыни, другие на кастильском диалекте испанского языка, который только что стал официальным языком государства. Конец XIII в. знаменовал завершение великой эры переводов с арабского на латынь, хотя отдельные переводы появлялись еще в XVI и даже в XVII в. Именно благодаря этим ранним переводам арабская наука и философия оказали столь большое влияние на интеллектуальное развитие Западной Европы. К XII в. европейцы уже сами достигли высокого уровня в науке и философии.

И наконец, несколько слов об участии испанских евреев в передаче Европе арабской науки и философии. Как и в других мусульманских государствах, евреи в Испании представляли “опекаемое меньшинство” - Ахль-аз-Зимма; с арабами у них были прекрасные отношения, как потому, что евреи помогали арабам против вестготов во время завоевания страны, так и потому, что сами арабы составляли в Испании меньшинство. В середине X в. Хасдаи ибн Шапрут стал придворным врачом Абд-ар-Рахмана III, проявил себя на халифской службе умелым дипломатом и собрал в Испании группу изучающих Талмуд. Благодаря этой группе древнееврейский стал развиваться в Испании как язык науки. В повседневной же речи испанские евреи пользовались либо арабским, либо испанским языком. Некоторые евреи, изучив арабскую науку и философию, стали специалистами в этих о бластях. Отдельные, как ибн Гебироль (Avicebron) (ум. 1058) или Маймонид (ум. 1204) писали по-арабски. В начале XII в. стали появляться переводы арабских научных сочинений на древнееврейский, а также оригинальные труды на этом языке. Одним из наиболее известных еврейских ученых был Ибн Эзра, или Абрахам-иудей (ум. 1167). В XIII-XIV вв. Еврейская ученость процветала не только в Испании, но также на юге Франции и в других областях. Были случаи, когда древнееврейские сочинения переводились на латынь. Но прежде всего евреи играли роль передатчиков арабской науки и философии, поскольку они часто были непосредственно связаны с христианскими учеными Западной Европы.

Далее я намереваюсь рассмотреть отдельные отрасли знания и указать, как в каждой из них вклад арабов сначала был ассимилирован европейцами, а затем превзойден ими.

Развитие в Европе математики и астрономии

У Герберта из Орийака очевидно не было учеников преемников в его математических штудиях, и значительное преимущество арабской системы счисления не было признано сразу. В области астрономии проблеск интереса можно проследить в ранних работах в Лорэне и некоторых других местах. Однако как математика, так и астрономия не привились в Европе.

Изложение логичнее начать с описания внедрения арабской системы счисления, хотя хронологически этот процесс относится к XIII веку. До той поры в Западной Европе пользовались неудобными римскими цифрами, которые значительно усложняли большую часть математических операций и серьезно мешали изучению математической теории. Вероятно отдельные люди знали о существовании греческой шестеричной системы. Обычно считается, что арабская система счисления была введена в действие благодаря публикации в 1202 г. сочинения “Liber abaci”, написанного Леонардо Фибоначчи из Пизы. В этой книге автор показал, как “десять знаков” упрощают арифметические операции и расширяют возможности их применения. История написания книги весьма показательна. Отец Леонардо одно время возглавлял пизанскую торговую колонию в Бужи (Алжир) и при торговых сношениях с арабами видимо ценил превосходство арабс кой системы счета. Чтобы подготовить сына к занятию фамильным ремеслом, он стал посылать его к арабскому учителю математики в Бужи. Возможно и других детей учили так же, но Леонардо отмечен печатью математического гения, и ему по праву принадлежит первенство. Его проарабские тенденции отразились даже на собственном имени, которое он дает в книге на арабский манер: “Леонардус сын Бонациуса” (Возможно, что Бонациус здесь - прозвище, наподобие арабского Хасан ибн Салих).

Почти сразу после того как удобство арабского счета было убедительно показано, он получил широкое практическое применение. Вместе с цифрами в европейские языки вошли различные новые слова. Французкое chiffre, немецкое ziffer, английское cipher, так же ка и английское и французкое zero, все произошли от арабского сыфр - пустой”. Арабское слово прилагалось к знаку, который использовали, чтобы показать, что определенная позиция (единицы, десятки, сотни и т. д.) не заполнена. Поскольку этот знак выражал некую отвлеченную идею, его стали применять позже, чем остальные девять знаков: кое-кто из освоивших девять знаков находил сложным применение нуля, они просто привыклиоставлять данную позицию пустой. Тем не менее (или, возможно, как раз вследствие этого) слово, обозначавшее отсутствие цифры, нуль стало употребляться в европейских языках для обозначения всех десяти цифр. Есть другое арабское слово сифр (по арабски отличиющееся написанием и произношением), означающее “книга”, “писание”; иногда полагают, что оно повлияло на европейское осмысление заимствования, но это представляется нам маловероятным.

Некоторый интерес к астрономии вызвало обсуждение в Каролингскую эпоху христианского календаря. Как мы уже упоминали, следы этого интереса можно обнаружить и в последующих веках. Самостоятельное продвижение вперед (на базе арабской астрономии) можно считать начатым одним испанским евреем, который в 1106 г. принял Христианство под именем Педро де Алфонсо. От его собственных сочинений мало что сохранилось, но он оказал большое влияние на последующие поколения астрономов, особенно в Англии и Франции. Он прибыл в Англию около 1110 г. в качестве врача короля Генриха I. И большую часть своих знаний поведал монаху по имени Уолчер, который приехал из Лорэна и уже несколько лет вел астрономические наблюдения. Уолчер и Абеляр из Бата, возможно также испытавший влияние Педро де Алфонсо, помогли формированию научной традиции , которая достигла кульминации в Роберте Гроссетесте (ум. в 1253 г.), од но время занимавшим пост ректора Оксфордского университета. Эти люди не просто интересовались явлениями природы, но были преисполнены истинно исследовательским духом, который находил выражение в их наблюдениях и экспериментах. Гроссетест позднее пришел к убеждению, что в основе всей вселенной лежат математические принципы. К тому времени ученым были доступны переводы некоторых греческих трудов, выполненные непосредственно с греческого языка, но основными стимулами к развитию науки были личные контакты с живой арабской традицией и латинские переводы арабских работ.

 

Медицина в Европе

Уровень медицинской практики в Европе, до того, как дало себя знать арабское влияние, видимо, был очень низок. Усаме ибн Мункизу, арабскому автору времен Крестовых походов, принадлежит известное описание варварских методов европейских медиков.

Мусульманский эмир , дядя писателя, послал соседу-франку по его просьбе врача. Врач вернулся на удивление быстро, но ему было что рассказать! Его позвали лечить рыцаря и женщину. У рыцаря был абсцесс на ноге, и арабский врач применил припарки к голове. Абсцесс прорвался и начал уже подсыхать. Женщина страдала “сухоткой” (тут однако ,не вполне ясно, что автор имеет ввиду). Араб предложил строгую диету, включавшую много свежих овощей.

Затем появился фракский врач. Он спросил у рыцаря, что тот предпочитает: жить на свете с одной ногой или умереть с двумя. Рыцарь дал желаемый ответ. Врач заставил его положить ногу на колоду, и какой-то силач взялся отрубить больную часть ноги острым топором. Первый удар не достиг цели. Второй раздробил кость, и тот человек умер сразу.

Лечение женщины оказалось еще ужаснее. Франкский доктор объявил, что в нее вселился бес и что надо ее остричь. Так и сделали, после чего больная вернулась к своему рациону из чеснока и горчицы. “Сухотка” усилилась, что врач приписал перемещению беса в голову больной. Он сделал крестообразный надрез на ее черепе, так, что обнажил кость, и втер туда соль. Женщина тут же умерла. После этого арабский врач спросил, нужен ли он еще, получил отрицательный ответ и отправился домой.

Эта история напоминает рассказы европейских миссионеров XIX в. об африканских знахарях-колдунах. Однако это не последний приговор Усамы европейской медицине. Он описывает также лечение франкским врачом гангренозной ноги и приводит лекарство от золотухи, рекомендованное одним франком, добавив, что сам проверял его и нашел весьма эффективным. И хотя, казалось бы, в высказываниях Усамы существует некоторое противоречие, присмотревшись внимательнее, можно увидеть в нарисованной им картине европейской медицины известную стройность. В первом рассказе содержится критика, прежде всего - непонимания физиологических причин болезненного состояния, а затем - критика незнания соответствующей хирургической техники. Хвалит же Усама франков за их познания в лечебных свойствах минералов и растений.

Европейское источники обычно разделяют эти воззрения о сильных и слабых сторонах медицины в Европе. Старейшей медицинской школой принято называть училище в Салерно, но ранняя история его неясна. Климат тех мест способствовал выздоровлению больных, и в источниках встречаются упоминания о бенедиктинской “больнице” конца VII в. Очевидно, подразумевается скорее гостиница, предоставляющая койки, чем лечебное заведение.

Другая ранняя медицинская школа, возможно отпочковавшаяся от Салерно, существовала в Монпелье. Для 1137 г. мы располагаем сведениями о студенте гуманитарии из Парижа, отправившемся изучать медицину в Монпелье. Среди населения города было много арабов и евреев, в том числе арабоязычные христиане, в начале XIII в. медицина там была тесно связана с арабской традицией на юге Испании. Благодаря этому вклад Монпелье в посредничество между европейской и арабской медициной вероятно гораздо более значителен, чем это обычно представляют.

Очень скоро предметом изучения в медицинских школах стала хирургия. Первоначально хирурги считались низшими по своему общественному положению, и преподаватель медицинских школ смотрели на них свысока. В 1163 г. даже появился специальный церковный рескрипт, запрещавший преподавание хирургии наравне с другими медицинскими дисциплинами. Перемена в отношении к хирургии, вероятно, произошла в результате более широкого распространения медицинских знаний, когда стали доступны переводы с арабского, а крестоносцы уже имели какой-то практический опыт в сарацинской медицине. К 1252 г. Бруно да Лонгобурго из Падуи смог составить важный трактат под названием “Chirurgica Magna”.

Возможно, что опыт крестоносцев сказался и на первых лечебницах, открытых к 1200 г. как заведения, специально предназначенные для содержания больных. Однако они все еще отставали от арабских в таких вопросах, как выделение для инфекционных заболеваний специальных палат. Пациентов в больницах навещали врачи посещали врачи, однако первое свидетельство о больнице с собственным врачом относится к 1500 г. (в Страсбурге). Другая арабская традиция - клиническая практика студентов в больнице - была заимствована Европой лишь около 1550 г.

Продолжавшаяся вплодь до XV-XVI вв. Зависимость европейской медицины от арабской наглядно видна в списках работ ранних печатных книг. Первой из них был комментарий Феррари да Градо, ученого из Павии, к девятой части основ ар-Рази. Канон Авиценны был издан в 1473 г., второе издание вышло в 1475 г., а третье - до того, как было напечатано первое сочинение Галлена. До 1500 г. было выпущено шеснадцать изданий “Канона”. Поскольку этой книгой продолжали пользоваться и после 1650 г., считается, что это самый изучаемый медицинский труд во всей истории человечества. За “Каноном” идут другие переведенные с арабского работы таких авторов, как ар-Рази, Аверроэс, Хунайн ибн Исхак и Хали Аббас. Статистические данные показывают, что число ссылок в ранних европейских трудах убедительно свидетельствует о преобладании арабского влияния над греческим. В работах Феррари да Градо, например, Авиценна цитируется более трех тысяч раз , ар-Рази и Гален - по тысяче раз каждый, и Гиппократ - всего сто раз. Короче говоря, в XV-XVI вв. европейская медицина была лишь слабым развитием арабской.

Логика и метафизика

1100 год - удобная отправная точка, чтобы начать обзор состояния философии в Европе. В 1100 г. Ансельм приближался к концу своей карьеры, а карьера Пьера Абеляра только начиналась. Классические предметы образования еще сохранялись в монастырских и кафедральных школах, но основной интерес сосредоточен был на их литературном аспекте. С X века велось изучение определенного числа сочинений Аристотеля по логике, в переводе и с комментариями Боэция. Это привело к развитию диалектики. Естественно, поскольку вся жизнь общества протекала в рамках христианской догмы, а образование находилось в руках церкви, диалектика тоже была подчинена той же догме. И вот Ансельм составляет диалектические, или рациональные, оправдания смыслу религии, и в результате его трудов религия предстает как стройная рациональная система. В следующем поколении Абеляр представляет мысль более изощренную. Он начинает с противоречий, в которые упирает ся диалектика, но обращает свою критику не против самой диалектики, а против неверного ее применения. Никто из них, однако, не предпринимает попытки связать христианскую доктрину с всеобщим метафизическим взглядом. Вообще к 1100 г. христианской церкви совсем не была знакома всеобщая метафизика.

Можно наблюдать любопытные черты сходства и различия в процессе того, как арабы воспринимали греческую философию и как Западная Европа воспринимала философию арабов. Интересы арабов прежде всего проявились в области медицины и астрономии, но эти дисциплины всегда оставались на окраине интеллектуальной жизни Халифата. Философия первоначально попала в поле зрения арабов из-за того, что была связана с другими предметами, но затем они нашли ее весьма полезной для своей главной интеллектуальной цели - тех аргументов, которые, будучи откровенно теологическими, имели важное политическое значение. В Европе же основные теологические доказательства почти не несли политической нагрузки и были в основном предназначены для чисто церковного употребления. В то же время, широко распространился интерес к отдельным наукам, проникнувший даже в некоторые школы. Это упрощалось и принятой в то время системой “семи свободных наук”, восходящей к VI в. Эти семь наук подразделялись на тривиум (арифметику, астрономию, геометрию и музыку). Большинство монастырских и кафедральных школ сосредоточивали свое внимание на тривиуме, поскольку с точки зрения европейской учености квадривиум представлялся несущественным. Даже когда Шартрская школа в первой половине XII в. разработала с помощью ряда выдающихся преподавателей платонову форму квадривиума, в нем была мало использована арабская наука. Сочинение Абеляра Батского, озаглавленное “De eodem et de diverso”, все еще зиждется на “Timaeus” Платона, Однако “Естественные вопросы” того же Абеляра уже способствовали распространению арабской учености.

Первые оригинальные европейские труды по метафизике (как и по многим другим наукам) были созданы переводчиками. Доминик Гундисалви, в частности, написал сочинения (в значительной базе на базе арабских источников) под названием “О бессмертии души” и “О разделении в философии”. Разрабатывая концепцию Бога, как “недвижимого Движителя”, он соотнес теологию с физикой, как это было сделано Авиценной в “Китаб аш-Шифа” (в латинской традиции известной как “Sufficientia”) и в “Макасид аль-Фаласифа”, своде воззрений Авиценны, принадлежащим перу аль-Газали. Это сближение теологии с физикой и метафизикой постепенно привело к появлению на латыни нового типа теологических сочинений, который достиг кульминации в философии Фомы Аквинского.

В европейской философской мысли было весьма сильно августинианское и платоновское направление, которое еще больше укрепилось под влиянием неоплатонического учения Ибн Сины (Авиценны) и его последователей. Некоторые отличия от него вносило лишь европейское стремление к эмпиризму в практических дисциплинах, которому весьма импонировала экспериментальная часть арабской науки. Тем более примечательно, что, когда интеллектуальная атмосфера эпохи потребовала рационального подтверждения научного метода, представили эти аргументы Роберт Гроссетест и Роджер Бэкон (ок. 1214-1292), т. е. ученые, придерживавшихся платоновской традиции.

Учение Аристотеля о логике, по крайней мере частично, было давно известно в Европе по трудам Боэция. В XII в. появился перевод части “Органона”, выполненный непосредственно с греческого, за ним - другие, сделанные с арабского. Однако значительно более полное понимание аристотелианства пришло с переводом трудов Ибн Рошда (Аверроэс), особенно его комментариев к метафизическим сочинениям Аристотеля. Эти переводы относятся к XIII в., но кое-какие сведения о воззрениях Аверроэса могли дойти до латинских философов еще до смерти ученого в 1198 г. Разумеется, аристотелианство было быстро подхвачено членами доминиканского ордена, такими как Альберт Великий (ок. 1206-1280) и Фома Аквинский (1226-1274). Последний особенно полно усвоил и использовал взгляды Аристотеля в теологически приемлемой системе.

Однако влияние Аверроэса на европейскую мысль может быть понято неверно, если слишком слишком близко связать его с “латинским аверроизмом” Сигера Брабантского (ок. 1235-1282) и др. Среди прочего Сигер учил, выводы разума в его философском смысле могут противоречить истинам откровения, но и те и другие следует принимать. Такова теория “двойственной истины”, хотя сам Сигер никогда не употреблял этого термина. Аверроэс, безусловно, подразумевал нечто подобное, но смягчал эту оппозицию предположением, что коранические тексты могут быть интерпретированы таким образом, что всякое противоречие будет снято: дело в том, что арабский язык обладает более широкими возможностями для различной интерпретации, чем латынь. “Латинские Аверроисты” не делали подобных попыток примирить разум с откровением, и их современники полагали, - и возможно не без оснований, - что их доводы, будучи доведены до логического конца, постепенно разрушат религию.

Само название “латинские аверроисты” не должно приводить к ошибочному заключению, что главным образом благодаря этому направлению арабская философская мысль, и в особенности воззрения Аверроэса, оказала влияние на Европу. Это далеко не так. Арабская мысль предоставила европейцам новый материал, открыла для них вместе со своим кругозором целый новый мир метафизики. Переводы с арабского были известны всем течениям европейской мысли - не только аверроистам и их противникам, группы последователей Фомы Аквинского, но и таким сторонникам консервативного платонизма, как Бонавентура, или платоникам-рационалистам типа Роберта Гроссетеста и Роджера Бэкона. Все последующее развитие европейской философии в глубоком долгу у арабских авторов; и Фома Аквинский столь же обязан аристотелианству Аверроэса, как и Сигер Брабантский.

(Продолжение следует)

 

Предыдущие номера рассылок вы можете прочитать в архиве.



Внимание! Все материалы опубликованные здесь, являются собственностью авторов. Перепечатка возможна только с разрешения авторов и с указанием их имени. Либо же при наличии ссылки (линка) на эту рассылку.

ХВАЛА АЛЛАХУ, ГОСПОДУ МИРОВ!




Автор рассылки: Абдулла Али
E-mail: alizadeh@mail.ru

Выпуски готовятся при участии :


1. Абу Ахмада abuahmad@mail.ru
2. Муслима muslim_ss@mail.ru
3. Мухаммада Абдуллаха gelmeer@mail.ru
4. Салмана raufk@usa.com

 

Контактная информация: Mailme.gif (4693 bytes) E-mail abdulvahab@writeme.com  ICQ - 64872524